gröf gröf kirkjagarðr sorðinn
via Великий Сублиматор
Пустынею и кабаком была моя жизнь, и был я одинок, и в самом себе не имел я друга. Были дни, светлые и пустые, как чужой праздник, и были ночи, темные, жуткие, и по ночам я думал о жизни и смерти, и боялся жизни и смерти, и не знал, чего больше хотел - жизни или смерти. Безгранично велик был мир, и я был один - больное тоскующее сердце, мутящийся ум и злая, бессильная воля.
И приходили ко мне призраки. Бесшумно вползала и уползала черная змея, среди белых стен качала головой и дразнила жалом; нелепые, чудовищные рожи, страшные и смешные, склонялись над моим изголовьем, беззвучно смеялись чему-то и тянулись ко мне губами, большими, красными, как кровь. А людей не было; они спали и не приходили, и темная ночь неподвижно стояла надо мною.
И я сжимался от ужаса жизни, одинокий среди ночи и людей, и в самом себе не имея друга. Печальна была моя жизнь, и страшно мне было жить.
Я всегда любил солнце, но свет его страшен для одиноких, как свет фонаря над бездною. Чем ярче фонарь, тем глубже пропасть, и ужасно было мое одиночество перед ярким солнцем. И не давало оно мне радости - это любимое мною и беспощадное солнце.
Леонид Андреев, 4 февраля 1902, из письма будущей жене
Уже близка была моя смерть. И я знаю, знаю всем дрожащим от воспоминаний телом, что та рука, которая водит сейчас пером, была бы в могиле – если бы не пришла твоя любовь, которой я так долго ждал, о которой так много, много мечтал и так горько плакал в своем безысходном одиночестве.
Бессилен и нищ мой язык. Я знаю много слов, какими говорят о горе, страхе и одиночестве, но еще не научился я говорить языком великой любви и великого счастья. Ничтожны и жалки все в мире слова перед тем неизмеримо великим, радостным и человеческим, что разбудила в моем сердце твоя чистая любовь, жалеющий и любящий голос из иного светлого мира, куда вечно стремилась его душа, – и разве он погибает теперь? Разве не распахнуты настежь двери его темницы, где томилось его сердце, истерзанное и поруганное, опозоренное людьми и им самим? Разве не друг я теперь самому себе? Разве я одинок? И разве не радостью светит теперь для меня то солнце, которое раньше только жгло меня?
Жемчужина моя. Ты часто видела мои слезы – слезы любви, благодарности и счастья, и что могут прибавить к ним бедные и мертвые слова?
Ты одна из всех людей знаешь мое сердце, ты одна заглянула в глубину его – и когда люди сомневались и сомневался я сам, ты поверила в меня. Чистая помыслами, ясная неиспорченной душой, ты жизнь и веру вдохнула в меня, моя стыдливая, гордая девочка, и нет у меня горя, когда твоя милая рука касается моей глупой головы фантазера.
Жизнь впереди, и жизнь страшная и непонятная вещь. Быть может, ее неумолимая и грозная сила раздавит нас и наше счастье – но, и умирая, я скажу одно: я видел счастье, я видел человека, я жил!
Сегодня день твоего рождения – и я дарю тебе единственное мое богатство – эту книжку. Прими ее со всем моим страданием и тоскою, что заключены в ней, прими мою душу. Без тебя не было бы лучших в книге рассказов – разве ты не та девушка, которая приходила ко мне в клинику и давала мне силы на работу?
Родная моя и единственная на всю жизнь! Целую твою руку с безграничной любовью и уважением, как невесте и сестре, и крепко жму ее, как товарищу и другу.
Твой навсегда
Леонид Андреев. 4 февраля 1902 г.
бинго
Клип понравился, жуть и отвращение, вэйз мир..
Кажется, я уже упоминала, что чувствую себя Пинком. Те же процессы в голове. А ты Стенку целиком видел хоть раз?
Великий Сублиматор
Где ж ты бродишь, панацея
Всех на свете болей страшных?
Нарисуйся, нарисуйся,
Я имею это право! ©
Короче, нету такого человека. Всё спасение в том, чтобы в самом себе заиметь ентого самого друга. Шими пральна говорит.
Тон, вот когда ты спросил, мне тоже стало интересно, как он с этим справился, и я полезла искать вторую половину письма. Думала, будет что-то полезное. Оказалось КАК ОБЫЧНО БЛЕАТЬ СУКА ВОТ ЗА ЭТО Я ЕБУЧИХ КЛАССИКОВ И НЕНАВИЖУ ВЕЧНО У НИХ ТАКАЯ ХУЙНЯ АРАРВОАЫАЛОФЫОЩПФФФФ
не, не видел..